Злые языки говорят, что Билл Гейтс изобрел не только мышку, но и Интернет. В данной заметке я хочу поделиться с читателем своими, испытанными на собственной шкуре соображениями о том, почему именно ученым следовало бы создать Сеть, если бы она не была уже создана учеными.

Что делает пчела-разведчица, когда обнаружит новое местонахождение пищи? Она спешит обратно в родной улей и особым информационным танцем сообщает другим пчелам о том, в каком направлении, на каком расстоянии и какое количество пищи они смогут найти и использовать, если пожелают. В человеческом улье подобную функцию выполняют ученые. В то время, как основная масса людей неплохо "питается" в давно разведанных местах, ученые обеспечивают "разведку будущего", то есть забираются в такие отдаленные области, какие среднему человеку вовсе не интересны. Подобно пчеле, ученый, нашедший потенциально "съедобную" новую информацию о Природе, спешит сообщить ее человечеству - с той лишь разницей, что свой "информационный танец" он исполняет посредством формул, графиков, таблиц и текста на страницах научных журналов. В предыдущем предложении следует особо выделить слово "спешит": дело не столько в том, что, став первым, ученый прославится, сколько в том, что он, оказавшись вторым, напрасно потеряет годы жизни. Нетрудно представить себе опасное возмущение пчелы, которой помешают исполнить ее информационный танец. А как насчет ученого?

Давайте мы с Вами, уважаемый читатель, оседлаем изобретенную мистером Г.Дж.Уэллсом машину времени и с ее помощью переместимся в прошлое, всего лишь на десять лет назад. Зачем? О, я гарантирую, что Вам будет очень интересно, ну а мне хочется еще раз увидеть то, что уже потихоньку забывается. Итак, на дворе 1988 год, и мы с Вами - два молодых сотрудника одного из институтов АН БССР. Мы несколько лет разрабатывали одну интересную проблему и получили такой неожиданный и яркий результат, что он нуждается в срочном и широком опубликовании. У нас нет покровителей среди минских и московских академиков, потому наша статья, будучи направленной в местный или всесоюзный журнал, проваляется в редакции год-два с непредсказуемым результатом. В русскоязычный журнал не стоит соваться еще и потому, что практически всё, что мы читаем по нашей теме, публикуется за рубежом и на английском - современной латыни; кто же нас будет читать, если из ложного патриотизма мы поступим иначе? Наш выбор однозначен: направим статью в тот зарубежный журнал, где печатается больше всего статей по нашей теме. Идем в библиотеку, берем этот журнал, находим в нем правила для авторов и читаем, что от нас требуется. Да всего ничего: три машинописных экземпляра статьи на английском с четко вписанными от руки формулами и сопроводительное письмо к редактору; а вот принтеров с низким разрешением просят избегать, но у нас других пока нет. Все очень просто. Добываем хорошую финскую бумагу (в магазине ее не продают), проникаем на англоязычную пишущую машинку (а их всего три в институте), печатаем под копирку три экземпляра статьи ("отксерить" такое можно было только подпольно и потому преступно), а также письмо к редактору, черной тушью вписываем формулы изящным "италиком", пишем адрес журнала на конверте. Всё! Ай да мы! Идем с нашим конвертом (не заклеенным - вдруг кто захочет проверить, а у нас секретов нет) в канцелярию института, чтобы отослать нашу статью в далекую Буржуинию.

Размечтались! Канцелярия, оказывается, зарубежной корреспонденцией не занимается, ей хватает просторов СССР. Нас отсылают к инспектору по зарубежным связям нашего института. Как ярчайший продукт своей эпохи, личность этого инспектора (именуемого для краткости СО - спесивая особа) заслуживает отдельного рассмотрения. Говорят, что СО - лейтенант КГБ и невестка министра. Первое ничего не объясняет (наши ученые имеют звания от старлея до майора, а среди персонала и полковники есть), зато второе объясняет всё: и то, как эта бездарь, окончившая Иняз, обеспечивает ученым зарубежные связи, пользуясь карманным англо-русским бытовым словариком, и то, как она картинно дерёт нос перед учеными, на которых паразитирует. Глядя бесцветным взглядом сквозь нас и бледнея от негодования, СО тихо интересуется: откуда мы взяли, что она заклеит наш конверт и отправит по указанному адресу? Ах, нам так надо для развития науки? А не надо ли нам прежде всего "проэкспертить", "заваапить" и "заглавлитить" нашу статью? Пока наш ученый интеллект со скрежетом пытается взломать эту шифровку, ноги несут нас по первому названному СО адресу - к секретарю экспертной комиссии института.

Секретарь наших славных экспертов - добрая женщина (ДЖ для краткости), но полуживая от непосильного бюрократического труда, и потому "нашу" работу за нас она делать не сможет. ДЖ дает нам ворох бланков для заполнения на пишущей машинке и, узнав, что статья направляется за рубеж, добавляет еще. На наш наивный вопрос о том, можно ли на бланках печатать название статьи по-русски (не хочется снова с боем прорываться на английскую машинку), ДЖ отвечает, что не можно, а нужно. Английская машинка нам больше не понадобится: ни в одной разрешающей инстанции по-английски не читают, и все разрешения будут выдаваться именно на русский перевод нашей английской статьи. Это бред, но никто и никогда не проверит, совпадает ли то, что разрешили, с тем, что послали за рубеж (и этим бредом я неоднократно пользовался, отправляя несколько разных статей по одному разрешению). Кроме того, ДЖ нас предупреждает, что экспертная комиссия не рассмотрит нашу статью, если ее не одобрит научный семинар лаборатории.

Итак, мы начинаем делать за бюрократов их работу, плоды которой нужны только им. Мы печатаем три русских экземпляра нашей статьи и вписываем в них формулы. Мы впечатываем все необходимое в два бланка заключения экспертной комиссии, в два бланка авторской справки и в два бланка разрешения на вывоз за рубеж. Мы заранее печатаем выписку из протокола лабораторного семинара. Мы договариваемся с секретарем семинара, что нас будут слушать уже на следующей неделе. Мы уговариваем одного сотрудника прочитать нашу статью и выступить на семинаре рецензентом (так положено). Мы готовим доклад, с которым и выступаем на лабораторном семинаре спустя неделю. О, семинар! Его слово - закон. Как много статей на нем зарубили, не выпустив из стен института, как много неугодных ученых поставили на место или выставили на улицу. Но к нам он будет благосклонен, так как от босса приказа провалить нас не поступило, да и рецензент промямлил что-то положительное. Секретарь семинара и сам босс подписывают нам выписку из протокола, которого не существует, и мы спешим к ДЖ. Спасибо вам, дорогие коллеги-ученые, за то, что вы разрешили рассказать миру вами не выстраданное!

ДЖ забирает у нас выписку, один русский экземпляр статьи и все бланки и велит ждать конца следующей недели. За это время совершается таинство, именуемое заседанием экспертной комиссии, и в назначенный срок ДЖ возвращает нам один акт экспертизы, одну авторскую справку и два бланка разрешения на вывоз, а остальное бюрократы уже съели. Бумажки украсились маститыми подписями и гербовыми печатями, и вся эта бижутерия доказывает, что мы - это мы, а статья - истинно наша, и что она совсем ничего не содержит (в смысле - ни патентуемого, ни секретного) и посему подлежит опубликованию в открытой печати. Спасибо вам, дорогие доктора-эксперты! Без вас мы бы не знали, что мы - не преступники.

Мы снова на ковре у СО и бодро ей рапортуем, что мы "проэкспертили" свою статью. Глядя сквозь нас, СО чревовещает, что работа над бланками разрешения на вывоз еще только начинается. Мы понимаем, что она начинается именно для нас. Наш директор подписал разрешение и печать приложил, но вот утвердить его он бессилен: утверждает Президиум АН БССР. Радуйтесь, читатель, что мы не заехали еще на пять лет глубже в прошлое, когда такую ответственную бумагу утверждала только Москва. Мы сами печатаем письмо (на гербовом бланке и в двух экземплярах - один съест канцелярия), в котором директор убедительно доказывает, что публикация нашей статьи за рубежом необходима исключительно в целях рекламы советской науки, и слезно просит утвердить его разрешение. Директор подписывает, печати ставят, письмо регистрируют, бланки разрешения на вывоз, акт экспертизы, авторскую справку и русский экземпляр статьи прилагают, и все это отбывает в здание Президиума, видное из нашего института невооруженным глазом в любую погоду. Через неделю оттуда возвращаются только два бланка разрешения (остальное снова слопали бюрократы), зато с подписями вице-президента и печатями Президиума. Спасибо Президиуму за доверие к нашему директору!

Мы думаем, что это еще не конец, и СО сквозь зубы подтверждает нашу догадку. Мы печатаем новое письмо (снова гербовые бланки, 2 экз., подписи, печати, регистрация) от нашего директора, на этот раз - в ВААП, с просьбой защитить наши авторские права от подлых буржуев. (Кстати, две формулы из этой статьи в 1995 году действительно сопрут, но россияне.) Чтобы защищать было легче, мы сами режем из картона четыре карточки и печатаем на них все то, что Агентство само хотело бы напечатать, да некогда ему. Вооружившись письмом и карточками, мы едем в ВААП, заходим в маленькую прокуренную комнатенку и видим за столом комсомольца 30-х годов (сокращенно К30). Как-то не верится, что этот непрерывно трясущийся и дымящий старикашка защитит нашу статью. Узнав, зачем мы пожаловали, К30 раздавливает в переполненной пепельнице беломорину, нервно закуривает новую и, не предлагая нам сесть (и у СО те же кагэбистские манеры), затягивает нуднейшую лекцию о том, что Стране Советов нужна Валюта, а эти безответственные ученые публикуют свои работы даром и не требуют с буржуев Валюты для нашей Родины. (Он, узколобый, не догадывается, что за рубежом авторы сами платят за публикацию в самых престижных журналах.) Охваченный патриотическим порывом, К30 хватается за телефон и, игнорируя нас, повторяет свою лекцию слово в слово нашему директору. Но академик отвечает ему в тон, что летом институт проведет международную конференцию, приедут буржуи, и Родина вытрясет из них Валюту. К30 размякает, с улыбкой закуривает новую беломорину, отбирает у нас карточки и письмо и шлепает на наши бланки-разрешения два прямоугольных штампа. Спасибо за "заваапивание"! И за отсутствие маузера у К30 - это чувствуют наши выходящие затылки.

А вот "заглавлититься" собственными ногами нам никак нельзя. Не пускают ученых в Главлит, как свиней в храм: очевидно, при их появлении трудящимся там женам и любовницам тузов становится дурно. По этой причине СО, как свой человек в Главлите, забирает у нас последний русский экземпляр статьи, оба бланка-разрешения, а также еще одно нами приготовленное письмо от нашего директора с просьбой "заглавлитить", и отбывает туда сама. Всего лишь через неделю у нее остается только один бланк разрешения на вывоз, зато с финальным штампом Главлита, и она торжественно прячет его в свою папку. Мы уже не верим, что это конец, но бюрократы сожрали все бумаги, какие мы произвели для них и за них. СО милостиво позволяет принести ей тот самый конверт с нашей английской статьей, с каким мы пришли к ней всего два месяца назад. Как заключительный аккорд, она заставляет нас заменить конверт (нельзя адрес писать от руки) - и мы соглашаемся буквально с придыханием блаженства. Ура, наша статья улетает в далекую Буржуинию! Еще через три месяца ее читает весь мир.

Вы устали, уважаемый читатель, и ночью Вас будут душить кошмары? Но ведь для Вас это - всего лишь виртуальное путешествие в мое реальное прошлое, которое никогда уже не станет Вашим настоящим. Покидая 1988 год, мы скажем навсегда остающейся там СО огромное спасибо за то, что она своей высокопрофессиональной деятельностью научила нас понимать и ценить ПРАВО ЧЕЛОВЕКА НА СВОБОДНОЕ РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПРИНАДЛЕЖАЩЕЙ ЕМУ ИНФОРМАЦИИ. Это право лежит в основе как науки, так и Интернета. Я подозреваю, что ученых, закладывавших фундамент будущей Всемирной Паутины в 60-х и 70-х годах, паразиты-бюрократы ели поедом не меньше, чем нас. Иначе я не могу объяснить тот факт, что Интернет оказался наилучшим средством против всех околонаучных паразитов. Чтобы в этом убедиться, давайте пошлем еще одну научную статью в зарубежный журнал - из нашего 1998 года.

Прошедшая "перестройка" многое изменила и смягчила в нашем институте. Но доклад на семинаре все так же требуется для получения последующих разрешений. И экспертное заключение требуется, хотя его подписывает только один и любой доктор-эксперт. И разрешение на вывоз статьи за рубеж требуется, хотя его подписывает и утверждает сам директор института. И поговаривают, что регистрация в Главлите возрождается... Какое нам до них всех дело? Пусть они сами себе подписывают, разрешают и утверждают всё, что хотят! Пусть занимаются самообслуживанием! А мы тем временем напишем статью, какую захотим, сразу на английском, в формате LaTeX или Word (допустимые форматы узнаем на сайте журнала, там же возьмем удобные стили и утилитки); а еще мы напишем e-mail редактору о том, что мы направляем нашу статью в его журнал для возможного опубликования; а еще мы к этому письму пристегнем файлик нашей статьи. И ПУСТЬ МНЕ ОБЪЯСНЯТ, КАКОЙ БЮРОКРАТ ПОМЕШАЕТ НАМ НАЖАТЬ ТЕПЕРЬ КНОПОЧКУ "SEND"!

Сергей СЕРЫЙ